На Лофу не то что дни, а целые годы и десятилетия летели стремительно. Когда у людей в запасе были века или даже тысячелетия, им не было нужды следить за временем. Вот только Дань Фэну прошедший год показался дольше целого века. Тоска замедлила течение времени, но как с ней справиться, старейшина не знал. Снаружи сковывала неопределенность, а внутри Дань Фэн отчаянно метался, словно дикий зверь в клетке.

В тот вечер, когда Инсин заснул на плече Дань Фэна, они так и не пошли пускать фонарики. Старейшина не стал будить друга, потому что тот явно устал, и стоило дать ему отдохнуть. Убедившись, что тот крепко спал, Дань Фэн перенес его на постель. Заботливо убрав волосы со лба Инсина, он уселся в изголовье кровати и прикрыл глаза. На самом деле, не так уж важно было, чем именно они были заняты – пили ли чай, пускали ли фонарики или же просто спали, – главное, что они делали это вместе. Будучи верховным старейшиной видьядхара, Дань Фэн понимал свою значимость для окружающих, но одно дело быть нужным своему народу и совсем другое – быть нужным близкому человеку. Он знал, что даже если Инсин в итоге добьется сердца Байхэн и перестанет проводить с ним столько же времени, сколько сейчас, он хотя бы сейчас сможет наслаждаться моментами, проведенными наедине.

К сожалению, разлука с Инсином пришла гораздо раньше, чем Дань Фэн ожидал. Очевидно, в помощи с Байхэн друг уже не нуждался. Верховный старейшина время от времени замечал Инсина рядом с соратницей. Спрашивать о том, в каких теперь они состояли отношениях, было неприлично, поэтому Дань Фэн просто постарался не навязываться. Впрочем, и сам Инсин не искал встреч: по-видимому, все его силы уходили на покорение женщины. В каждую встречу квинтета старейшина ожидал увидеть на поясе Байхэн сделанную Инсином флягу, но то ли она не приняла подарок, то ли сам Инсин так и не решился его вручить.

Дань Фэн не понимал, что именно чувствовал, но ощущал себя совершенно разбитым. Все валилось из рук, собраться с мыслями было сложно, и старейшина никак не мог избавиться от ощущения, будто что-то забыл или потерял. Эта зияющая пустота внутри мучила, но Дань Фэн молчал, пытаясь отвлекаться на дела своего народа. На самом деле он, наверное, хотел бы, чтобы Инсин сам подал ему хоть какой-то знак и показал, что все еще хотел поддерживать отношения, но тот, наоборот, все больше отдалялся. То у него не было времени, то уже были другие планы. Они не перестали общаться полностью, просто Инсин сохранял дистанцию, а Дань Фэн отчего-то не мог найти в себе решимости ни преодолеть стену, построенную другом, ни вызвать его на серьезный разговор. На все это наложились видьядхарские проблемы, с которыми нужно было разбираться, и новые битвы с порождениями Изобилия. Так прошли месяцы, но все чаще Дань Фэн возвращался воспоминаниями к вечеру, проведенному вместе с Инсином. Ласковые прикосновения, нежные взгляды, тепло и уют – сложно было не думать о том, как все это было приятно, и не сокрушаться, что оно было так скоро утрачено.

Очередную встречу квинтета Дань Фэн пропустил. Он уже почти пришел на место встречи, но, увидев, что Инсин был поглощен общением с Байхэн, развернулся и ушел раньше, чем кто-либо заметил его присутствие. Крепко сжимая в кулаках ткань своих одежд и сцепив зубы словно от боли, старейшина отправился в сад и опустился на землю перед водой. Это было невозможно, неправильно, но теперь даже смотреть на Инсина с Байхэн было невыносимо, словно лисица украла то, что прежде принадлежало только ему. Дань Фэн коснулся пальцем воды – водная гладь зарябила, по поверхности поползли круги. Старейшина отнял руку от воды и коснулся пальцем края глаза. По скуле скатилась капля воды, и Дань Фэн тяжело вздохнул, задумчиво глядя на собственное отражение.

Он не был человеком, он никогда не смог бы дать Инсину то, что могли дать другие. Даже в коренных жителях Лофу было больше человечности, чем в нем. Можно было бы попробовать побороться за внимание Инсина, но что Дань Фэн мог ему предложить? Наверное, так же думал и сам Инсин. От этой мысли старейшина почувствовал, как стало тяжелее дышать. Как жаль, что до перерождения было еще долго – забыться, исчезнуть было бы гораздо легче, чем продолжать жить, коря себя за неспособность что-либо изменить и удержать рядом с собой кого-то, кто был дорог.

Устав, наконец, жалеть себя, Дань Фэн поднялся на ноги. Он был неправ, считая, что ему нечего было предложить Инсину, и даже если потом их пути окончательно разойдутся, он должен был сделать хоть что-нибудь, чтобы как минимум отблагодарить друга за то, что тот позволил ему почувствовать себя хотя бы немного ближе к людям.

Вечером перед днем рождения Инсина Дань Фэн без предупреждения пришел к его дому. Отвлекать его в сам день рождения он не хотел: наверняка у друга были планы – с теми, с кем ему теперь было интереснее проводить время. Старейшина постучал в дверь. В его руке было два фонарика; его желание за этот год не изменилось, а что насчет Инсина? Хотел ли он загадать то же желание, что и год назад?

Когда дверь открылась, Дань Фэн показал другу фонарики.

— В прошлом году нам так и не удалось их пустить. В этом году я подготовился, – старейшина неловко улыбнулся. – Пойдем.

«Охота» нынче вечером не задалась. То ли отпуск в аду отбил ему чутье,  и Дин выбрал неудачный бар, то ли в этом городе был дефицит на одиноких и доступных красоток, но единственная симпатичная брюнетка, на которую Винчестер положил взгляд, отшила его раньше, чем он успел приземлиться на соседний стул за стойкой, посоветовав катиться подальше вместе со своей «похотливой улыбочкой». Таких провалов Дин на своем веку еще не помнил. Что тут у них, район высоких моральных принципов? Уж простите, такая работа, на цветы, конфеты и прочую романтическую лабуду времени не остается.
Очевидно, что пора было и впрямь перебазироваться в другое место, для того хотя бы, чтобы отвлечься от этого позорного недоразумения, сбившего с него враз всю харизму. Не сидеть же теперь тут одиноко в лучах своего позора в надежде на внезапную удачу.  Только вот прежде бы избавиться от выпитого пива, а потом уже продолжить поиск, не спеша и с умом, а не соваться в первую попавшуюся дверь.
Заморачиваться делением посетителей на мальчиков и девочек хозяева заведения не стали:  отвели под частные дела две  маленьких туалетных комнаты.  Отвинтив кран, Дин склонился над раковиной, чтобы плеснуть себе воды в лицо, сгоняя хмель, а в следующую секунду его сердце пропустило удар.
- Твою ж… - глубоко вдохнув, Винчестер проглотил оставшуюся часть ругательств и прислушался к ощущениям, проверяя, бьется ли еще в груди привычный ритм. Пусть вся их жизнь состояла из сплошных скримеров, такое явление – перебор даже для этой безумной реальности. – Кас, это чертов сортир! Нельзя…
Вода щипала глаза, стекая со лба, и, утершись рукавом куртки, Дин только безнадежно махнул рукой, бросая очередную затею разъяснить пернатому правила поведения в человеческом обществе. Скажешь, что надо постучать прежде, чем входить, так в следующий раз он материализуется где-нибудь в кладовке или за окном третьего этажа и точно доведет их с Сэмом своим стуком до инфаркта.
- Ну, спасибо, что хоть не минутой раньше, - и ему очень не хотелось знать, как именно Кастиэль так точно подгадал момент.
Сарказм и язвительность чаще всего выходили за пределы восприятия ангела, пусть Винчестерам и удалось добиться некоторых положительных сдвигов в этом деле, так что Кас наверняка примет эти слова за искреннюю благодарность. Впервые Дин был рад тому, что с постельной темой на сегодняшний вечер не сложилось: страшно представить, сколько было бы криков, объявись вдруг странный чувак в плаще посреди спальни. Да и ему самому, надо думать, подобный поворот сюжета надолго отбил бы всякие плотские желания. И как с ребенком, заставшим родителей в неудачный момент, – потом до утра пришлось бы отвечать на вопросы «а почему?», «а зачем?», «а как?..» Хлопнув ладонью по рычагу крана, Дин перекрыл воду и, снова обернувшись, ткнул парня в плаще пальцем в грудь.
- Шаг назад. Личное пространство. Только в толчок не рухни.
Ему понадобилась еще пара секунд на то, чтобы прикрыть глаза, перевести дух и прокрутить в голове весь тот бред, который только что нес Кас. И после признать, что единственной понятной мыслью из сказанного была угроза падения очередной печати.
- Итак, - вот за что можно было похвалить Кастиэля, так это за умение ждать, пока ему ответят. Серьезно, Дин был уверен: скажи ангелу, чтобы тот подождал, пока ты вернешься, – и через сутки обнаружишь его в том же сортире, ровно на той же клеточке выложенного в шахматном порядке черно-белого пола. – Крест, знамение, смерть с косой, монстр под кроватью. Я-то здесь при чем? Хватай свою ангельскую кавалерию, и скачите спасать печать. Я могу пристрелить монстра, если он тебя пугает, но все остальное уже по вашей части.
Еще не так давно (по земному летоисчислению) самооценка Дина знатно бы раздулась: подумать только, ангел заявился просить о помощи! Теперь же Каса он знал вполне хорошо, и понимал: тот сейчас запросто, не моргнув глазом, способен заявить, что ему нужен человек в качестве наживки. И вообще-то подойдет любой, но раз с Дином ангел знаком лучше, чем с другими шестью миллиардами людей, то в первую очередь решил предложить почетную миссию именно ему. Никогда не зазнавайся в присутствии пернатых – нет лучших спецов по скидыванию с небес на землю.

Оранжевый закат ярко пылал над небосклоном, медленно опускаясь за горизонт планеты. Асока стояла посреди небольшой поляны, сплошь усыпанной высокими травами, и с интересом наблюдала за Эзрой. Они совсем недавно познакомились, но Тано было любопытно посмотреть на его тренировку, оценить потенциал этого мальчишки. И зрелище, которое представало перед её глазами, умиляло тогруту.

«Желание быстрого обретения знаний, безудержное стремление обрести как можно больше силы, кого-то он мне напоминает…» — женщина едва заметно хитро ухмыльнулась, глядя на то, как Бриджер резко орудует мечом, а затем решила подойти поближе.

— Сила и мощь, говоришь? Дайка посмотреть, — Асока спокойно протянула руку вперёд, попросив Эзру передать ей оружие.

Хитрый план, как преподать самонадеянному Бриджеру хороший урок, родился за секунду, и ловкие оранжевые пальчики спешно извлекли кристалл из рукоятки.

— Эй, что ты делаешь?! — в один момент послышалось недовольное восклицание Эзры.

— Учу тебя, — резко, дерзко и почти нагло отозвалась Тано, — Попробуй теперь отразить мои атаки и показать мне ту силу, о которой ты только что говорил…

Одним лёгким движением Асока взмахнула рукой, оправляя кристалл из меча Бриджера куда-то в неизвестном направлении, среди высоких изумрудных трав, а вторым — моментально вернула разобранный меч своему «зазнавшемуся» ученику.

Ещё через секунду её белые клинки, будто сами прыгнули в руки тогруте, и, не давая Эзре ни минуты на раздумья, женщина атаковала его.

— Эй, так не честно! Я не могу защититься без кристалла… Я не могу найти его…

Как и думала Асока, посыпались хаотичные оправдания по поводу «жёсткости» её обучения, но Тано изначально была к этому готова, пожалуй, даже она и ждала такой реакции.

— Бои с настоящими противниками никогда не бывают честными. Сконцентрируйся. Попробуй ощутить его через Силу… — быстро бросила короткий совет тогрута, при этом не переставая всё так же настойчиво нападать на Эзру.

Взмах мечом, ещё один, очередной приём… И вот её тактика удалась.

«Похоже, Эзра действительно учится так же быстро, как я предполагала», — только и успела про себя подумать женщина, прежде, чем новая её дерзкая атака легко была блокирована уже полностью собранным световым мечом Бриджера.

— Надеюсь, этот урок чему-то тебя научил, — загадочно ухмыляясь, Тано деактивировала свои белые световые клинки и чуть отошла от Эзры.

Ответ, который она получила от Бриджера, полностью её удовлетворил. Будь то, джедай, или серый джедай, не столь важно, никогда нельзя забывать о самоконтроле, никогда нельзя поддаваться пьянящему соблазну быстрого обретения мощи и гордыне, никогда нельзя терять гармонию и баланс с Силой. Асоке хотелось верить, что она, сейчас, в самом начале пути молодого джедая, смогла донести до него эту простую, но первую и крайне важную истину.

Желание непомерной Силы, гордыня, самопревозношение, излишние несбалансированные эмоции ведут на тёмную сторону. И хоть Асока уже давно не была джедаем в полной мере, она почему-то чувствовала, что должна была уберечь от подобных ошибок, уберечь друзей и близких, так, как когда-то она не смогла уберечь… Его…

Странным был Александр. Растерянным что ли.. Не крутым генералом, который только что спалил десятки людей и технику, не выкосил гектары земли — он был человеком, осознающим себя небольшим среди огромного пожарища. Словно душа его обнажилась и выползла наружу. Алина давно не видела его таким.. видела тогда у стола в кабинете, год назад, когда еще совсем студенткой пришла вечером поговорить и руки их соприкоснулись. Оба тогда еще удивлялись простому явлению: Усилитель и Святая зарождали необычную силу, радужным облаком высвобождали и озаряли все вокруг. Тогда в кабинете ее было мало, а здесь в лесу — могучий поток частиц, спаливший все на своем пути.
Страшно Алине. Поняла она, что Александру тоже не по себе. Смотрит на него сверху вниз, когда тот присел на связку дров, брошенную крестьянами.
Так необычно видеть границу жизни и смерти. Там где два гриша — там все сохранилось, а если вперед посмотреть, шагов на триста — дальше выжженная пустыня и искрящийся углями тлен. Удушающий запах гари наполняет все собой  и долго рядом стоять наверняка тяжело тому, кто присутствует в реальности. Взгляд опять упал на одинокого человека у границы тлена на связке дров.
— Уходи отсюда, — произнесла Алина, кивнув на зарево, — ветер может смениться..
Жаль никого не осталось рядом. Один Кириган в реальности. Крестьяне ушли. И если что пойдет не так — не поможет никто раненому Морозову. Только Алина.
Силы ее, правда, подкосились. Она долго в проекции и только что отдала много света. Пока не произнес это Усилитель, не обращала внимание. Настолько случившееся взбудоражило. Адреналина много, может спалить еще страну, если надо. И ошибается Морозов. Ошибается.. Уверена Алина, но дрогнула уверенность. Ведь объективно гриш перед ней умнее и знает о проекции больше. Это видно прямо сейчас, теперь. Даже когда хочется обесценивать и унижать его в отместку за прошлое. Ведь он сражался с ней! Там в коридоре подземье они сошлись друг против друга. Много боли причинил. Мучал ее друзей и убивал! Хотелось обесценивать и унижать такого, но реальность твердила, что Кириган все еще мудрее их всех вместе взятых и знает больше. Возможно из всех гришей последний на этой земле, кто столько прожил. Опять возрождается невольное уважение и восхищение. Сложно упрекнуть того, кто может и знает как делать. Только этот человек раскрывал в Алине те качества, о которых она даже не подозревала. И было это печально.
-У озера может быть опасно, — произнесла Святая, понимая что прав Морозов. Устала она. И будет если два дня есть сладости и спать, восстанавливая силы, в дикой местности порвут смертного генерала на куски звери или люди. Да и рана может загноиться. -Тебе нужно быть в доме, под крышей, если пламя не перекинется на него и ветер не  сменится. Это опасно, Александр. Одному человеку в лесу без стаи тяжело..
Наверное не до конца осознает это тот, кто веками жил один, но со своею силой. А теперь один, но без силы. Ему придется питаться как придется, мерзнуть и отбиваться тем, что попадет под руку. Когда Алина порвет связь и закроет проекцию, судьба Киригана покроется мраком. Его потеряют из виду. И что будет дальше, знает только Единый. Тревожно.
“До Фьерды тут ближе, чем до Ос Альты”. Да. Именно так. Нет времени Алине отдыхать. Ей придется выступить с солдатами, чтобы срочно отыскать гриша в лесах. Чтобы пленить.. или спасти? Ей почему-то захотелось его спасти!
Он обещал дождаться. Но сможет ли выстоять против искушения бежать или против тягот жизни один? Благородное лицо пусть  и покрыто шрамами, грязью и прическа растрепалась, но все еще жива стать в нем, сила человеческая и мужественность.
— Я вернусь. Обязательно.
Алина еще раз посмотрела на своего и противника, и наставника. Почему-то поймала себя на мысли, что хочет запомнить его именно таким. Задержала свой взгляд. Настоящий.. как тогда у стола в кабинете. Таким она его тогда еще любила.
Святая оборвала связь и вернулась в реальность, ощущая своим затылком мягкую подушку под головой, на теле одеяло и перину пуховую. Снова дома, снова дворец царя.